Опять весна на белом свете…
И снова мы встречаемся напротив киевского железнодорожного вокзала, и так приятно видеть знакомые лица «повторников», которых в этой поездке большинство, желтые куртки, эмблемку с Прометеем, листок с надписью «Киев — Чернобыль — Припять» у лобового стекла подъехавшего автобуса, улыбающихся припятчан-организаторов!
Весной сложно думать о грустном, погода не располагает: с самого утра яркое солнце, теплынь (к двадцати, у нас такое и в мае нечасто бывает), первая пробивающаяся зелень, ослепительно синее небо, прозрачный воздух, прозрачный и тихий предвесенний лес.
Наверное, для визитов в зону отчуждения это время года подходит больше всего — уже достаточно тепло и сухо, но вместе с тем пыли в воздухе не много, и еще нет листьев, мешающих обзору летом. В этот раз я с удивлением рассматривала беленые хаты выселенных деревень по обе стороны дороги — летом в зарослях лесопосадок дома различить невозможно, а сейчас было отчетливо видно, что мы проезжаем по улицам крупных сел.
Но в то же время весна в Зоне отчуждения — не просто время года, когда тает снег, распускаются почки и прилетают с юга птицы, каким бы удивительно красивым не выглядело это пробуждение природы. На протяжении всей поездки не идет из головы мысль о том, что и _тогда_ тоже была такая же весна…
Дорогу до Чернобыля в этот раз разнообразило необычное происшествие: за несколько километров до Залесья наш автобус обогнал «КРАЗ», тащивший в кузове БТР. По всей видимости, это была машина, принимавшая участие в ликвидации аварии, и везли ее в музей ликвидаторской техники на стадионе в Чернобыле. Мы, слегка ошалев от такого зрелища, схватились за фотоаппараты, но поздно — грузовик уже остался позади, и бронетранспортера в его кузове не было видно.
Через несколько минут, по традиции, нас высадили у деревни Залесье, большинство ребят углубилось в заросли — смотреть домики, а мы с Мишей из Соснового Бора, поскольку уже там пару раз были, задержались у автобуса — послушать комментарии Влада насчет политической обстановки в Киеве — и, как оказалось, очень удачно задержались, потому что как раз в это время на горизонте показался отставший грузовик с БТРом, и мне удалось-таки его заснять.
На этот раз в Чернобыле мы заехали не только в ЧИИ — послушать традиционную «вводную» — и магазин — затариться пивом-соками-водами-батарейками — кроме этого была еще обширная культурная программа. Во-первых, нам показали работающую в Чернобыле церковь. Хотя сама по себе для меня церковь интереса не представляла — ну, не верю я в бога, к сожалению или к счастью, и с этим ничего уже не поделаешь, но все равно взглянуть на золоченые купола, каменную кладку, фрески на стенах, ажурные решетки ограды, аккуратную туевую аллейку, голубые пролески на клумбах посреди Чернобыльской зоны отчуждения было интересно. Кстати, цветочные клумбы в Чернобыле меня особенно умиляют — обсаженный нарциссами памятник Ленину и ростки тюльпанов на аккуратно взрыхленных грядках у здания ЧИИ воспринимаются совершенно по-другому, когда видишь рядом проложенные поверху, над землей, водопроводные трубы. Еще мы ненадолго заехали на чернобыльское кладбище, где мне очень понравились старые декоративные березы, посетили музей ликвидаторской техники и побывали на пристани.
В ЧИИ Юрий Татарчук, как всегда, вкратце поведал о чернобыльской аварии и ее последствиях («повторники» в это время позевывали) и сказал пару слов о трудностях, которые возникли при организации этой поездки в связи со сменой руководства Зоны, поводом для которой послужил декабрьский «батарейный скандал». Народ принялся горячо благодарить организаторов за то, что их стараниями эта поездка все-таки состоялась. Саша пожаловался, что после этой стычки с мародерами возникло столько непредвиденных проблем, что они даже забыли про день рождения Припяти в феврале, пропустили, не отпраздновав. Юра бодро махнул рукой: «А, 26-ого заодно отпразднуем!» 
В магазине на автовокзале очень вежливая и внимательная продавщица (и где они таких набирают, на «Большой Земле», кажется, такие уже давно перевелись) порывалась упаковать мне мороженое в полиэтиленовый пакетик, а на прилавке у нее лежал букетик первоцветов — подснежников, пролесок, фиалок.
Автобус на минутку остановился у памятника ликвидаторам, новички пощелкали его сквозь стекло, Юрий сказал, что памятник сооружен и до сих пор поддерживается на средства пожарных, а я заметила пучок вербовых веток, положенный возле надписи «тим, хто врятував свiт» (ездили мы как раз в канун вербного воскресенья).
Следующей нашей остановкой, как обычно, стала ЧАЭС. По дороге Юра заинтриговал всех обещанием, что в скором времени планируется организовать поездку в Чернобыль-2 и посещение 3-его энергоблока ЧАЭС. Снова промелькнули за окнами канал-охладитель, ХОЯТ-2, недостроенные 3-я и 4-ая очередь, Прометей, снова мы кормим рыбу в канале и фотографируемся на смотровой площадке. С момента моего последнего визита в сентябре прошлого года тут кое-что изменилось — к юбилею сооружения «Укрытия» здесь установили памятник-стелу героям-ликвидаторам. Кстати, один из них, Евгений Алексеевич Самойлов, присутствовал в качестве гостя в этой поездке. В автобусе Саша несколько раз подсовывал ему микрофон, и Евгений Алексеевич рассказал несколько эпизодов о ликвидации и ликвидаторах. Вообще, его очень интересно было послушать, правда, боюсь, мы много чего упустили — наиболее занятные моменты он вспоминал в личной беседе с участниками поездки, без микрофона. Ну, надеюсь, это «не последний самолет».
Наконец-то мы едем в Припять. Спонтанно останавливаемся у обелиска-указателя населенного пункта, фотографируем вентиляционные трубы ЧАЭС за лесом, виднеющийся вдалеке за мостом город, факел у дороги. Евгений Алексеевич хмурится, говорит, что в 86-ом здесь были наиболее грязные места, да и сейчас это так — примерно в районе факела шоссе пересекает «западный след».
И вот мы снова садимся в автобус, проезжаем по «мосту смерти», и я с чувством нарастающей радости рассматриваю фонари знакомой формы и так хорошо видимые сейчас отсюда «башни»-девятиэтажки по Дружбы Народов. Они первыми встречают при въезде в город, когда-то приветствовали въезжающих лозунги-девизы на их крышах — «Миру — мир», «Слава труду», когда-то так же радовались, завидев из окна автобуса родной город, школьники, возвращавшиеся из пионерских лагерей, студенты, приезжающие домой на каникулы… Радовались и гадали с замиранием сердца — как там, что произошло, что изменилось, пока меня не было?..
Чуть-чуть притормозив у КПП, выезжаем в город. Автобус замедляет ход и медленно, как будто отдавая дань памяти и скорби, проезжает по левой полосе проспекта Ленина в сопровождении привычной и тревожной записи голоса Нины Мельник: «Внимание, внимание! Внимание, внимание!.. » Народ молчит, слушает, как будто нам адресовано это объявление, прозвучавшее здесь более 20 лет назад… Сколько ни слушаю его — не могу отделаться от этой навязчивой мысли.
Тополя на проспекте сейчас прозрачные, без листвы, поэтому на той стороне улицы можно ясно разглядеть магазины — «Колосок», «Струмок», овощной и даже различить мозаичные панно на их боковых стенах, одно из которых, в красно-багровых тонах, с сюжетом типа «смешались в кучу кони, люди», местные еще задолго до аварии окрестили «последним денем Припяти». Тогда это было смешно, теперь этот юмор «почернел» от времени…
На площади высаживаемся и, после недолгих препирательств между сопровождающими, делимся на две группы: «новички» — с ними уходят практически все организаторы — и «старички», нашу группу ведет Юрий Татарчук. «Новичков» традиционно уводят куда-то в направлении 1-ого микрорайона, мы же на несколько минут заглядываем в близлежащий вино-водочный магазин «мавзолей», куда после аварии из квартир сносили пианино, и затем идем влево по улице Курчатова, намереваясь посетить завод «Маяк» (он же «Юпитер»). Сирень и черемуха уже распускают почки, цветет разросшийся под окнами домов барвинок, в одном месте в проеме между домами виден согнувшийся дугой кипарис — обычно они так страдают от тяжести снега, но в этот раз зима была теплой, снега было мало, и лежал он недолго. Припять перезимовала, снова в городе весна…
Двадцать весен прожила Припять после своего «дня после», теперь встречает и 21-ую… В голове вертится песня из раннего репертуара Андрея Макаревича: «Снова в мир весна кинулась, и я поверить отважился, будто время вспять двинулось, или только мне кажется. Словно бог нажал клавишу всех желаний несбыточных, и я увидел нас давешних, непохожих на нынешних…» И дальше — «Как же это вы, умные, что же это вы, смелые, чем же это вы думали, что же это вы сделали?...» И, может быть, от этой весенней прозрачности, которая позволяет как следует разглядеть город, мне в этот раз наиболее остро кажется, что что-то можно исправить, чем-то можно помочь…
При виде брошенной какими-то «туристами» мятой пластиковой бутылки появляется несформировавшаяся до конца мысль о субботнике: весна ведь, надо бы после зимы в городе прибраться? Про чужой и безразличный тебе город такое думать не будешь, даже бессознательно.
За перекрестком с ул. Леси Украинки ненадолго сворачиваем направо: здесь после аварии располагались лаборатории объединения «Радэк», и Юра хочет завести нас на площадку, где стояли роботы, использовавшиеся при ликвидации последствий аварии в наиболее радиозагрязненных местах. Сейчас на площадке практически пусто — часть техники вывезена, часть растащена. Юра подводит нас к проржавевшему экскаваторному ковшу и демонстрирует показания радиометра рядом с ним — порядка 10 мР/ч. Говорит, что если подождать, пока показания установятся, будет еще раза в два повыше. Поэтому у ковша мы не задерживаемся и идем по Заводской улице к корпусам радиотехнического завода «Маяк».
В «мирное время» как «Маяк» этот завод специализировался на выпуске магнитофонов, как «Юпитер» — на чем-то засекреченно-оборонном, никто толком так до сих пор и не знает. Функционировал он и после аварии, года до 97-ого, и даже до сих пор, кажется, отсюда еще вывозят оборудование.
Кто-то из ребят рассуждает о том, что в Припяти почему-то никогда не слышно птиц, как будто и нет их здесь. «Над Зоной птицы не летают». Думаю, это он не сам так считал, а услышал в какой-нибудь передаче типа «Невероятно, но факт», они там любят все мистифицировать, и просто повторил. Юрий в ответ на это пожал плечами и предложил остановиться, помолчать и проверить. Все послушно замерли, и тут же стали слышны трели жаворонка, в соснах звонко засвистел скворец, а в кустах с чириканьем завозились какие-то мелкие пичужки. «Это мы просто внимания не обращаем», — сделали вывод ребята. А по асфальту перед проходной завода так вообще с воркованием разгуливали типичные городские голуби. Так что легенды о том, что «здесь птицы не поют, деревья не растут» явно высосаны из пальца, и очень печально, что им верят.
Среди валяющегося в кустах у стен завода хлама наши ребята находят два прибора радиационной разведки ДП-5, замеряют, — оба абсолютно чистые. Недалеко от входа — собранный в кучку алюминиевый лом. И здесь мародеры успели! Чуть позже мы увидим на территории завода двух каких-то непонятных типов, которые быстро ретируются при нашем появлении — может, они и «поработали».
Через турникеты проходной входим на территорию. За стеклом в будке вахтера — образец пропуска, на стенке — фотопортрет Высоцкого. На стендах в вестибюле — рваные выцветшие карты южных республик СССР… На двери одного из кабинетов — замечательный календарь на тему программы «Интеркосмос» образца 86-ого года: «Космос — миру!» Прямо каламбур получается, учитывая, что 86-ой год вошел в отечественную историю, кроме Чернобыля, еще и запуском долговременной орбитальной станции «Мир»… Самый подходящий повод порассуждать на тему «вот жили люди, жили, и вдруг все», если бы не отклеившийся уголок календаря, под которым проступает более ранний «культурный слой» — календарь на… 1990-ый год! Так что календарь этот, видимо, какой-то фанат космонавтики повесил у себя в кабинете в качестве символической детали интерьера уже «после».
Бродим по территории завода, заглядываем в комнату отдыха, в кабинеты и лаборатории, в гараж. Во внутреннем дворике зеленеют декоративные можжевеловые деревца, цветут вербовые кусты, приманивая первых бабочек, на обнесенных загородками клумбах распустились подснежники, пролески, фиалки, стройными всходами пробиваются нарциссы и тюльпаны, встретился даже один цветущий крокус — видно, что еще сравнительно недавно за этими грядками ухаживали.
Погуляв по заводу, возвращаемся в город — через парк выходим на улицу Леси Украинки. Этот уголок города тоже здорово напоминает мне Сосновый Бор, точнее, лесопарк, который там практически везде: чтобы попасть с одной улицы на другую, часто надо пересечь кусок натурального соснового леса на песчаных дюнах. Сосновый Бор — это такой северный лес, куда аккуратно встроили дома, получилось очень органичное сочетание. В Припяти все наоборот — лес возвращается в город, заполняя собой то, что, по мнению природы, можно считать пустотой. Проходим по присыпанным белым песком дорожкам, земля вокруг сплошь покрыта сухой сосновой хвоей, под деревьями кое-где стоят обветшавшие за 20 лет скамейки, возле них проржавевшие урны, в урнах —современный мусор. Солнечные зайчики дрожат на песке дорожки и стволах сосен. Я догоняю Мишу, весело спрашиваю: «Ну, как — родной дом напоминает?» Миша серьезно подтверждает: «Очень. Если Сосновый Бор на несколько лет оставить, там будет точно так же».
Несколько кварталов проходим по улице Леси Украинки в сторону пр. Строителей. Я раньше здесь не была, очень красивая улица: с левой стороны одна за другой выстроились белые многоэтажки, справа — темно-зеленые густые сосны, и так до горизонта. Из-за нашей растянувшейся группы улица приобретает вид оживленной пешеходной зоны. Юра немного срезает угол, проведя нас дворами на проспект Строителей. Проходим мимо детского садика и недостроенных домов. На территории бывшей строительной площадки стоят обветшавшие вагончики-подсобки, в стороне сложены бетонные блоки-заготовки для окончания этого теперь навсегда незавершенного строительства…
По бетонным плитам площадки вьются плети одичавшего винограда. Винограду плохо, когда он остается без опоры и падает, он болеет и перестает плодоносить. Эта лоза нашла себе опору в металлических прутьях ржавой арматуры, обвив их так, что с трудом можно разобрать, где арматура, а где виноград. Перед глазами отчетливо всплывают строчки Макима Рыльского: «У щастя людського два рiвних є крила: троянди й виноград — красиве та корисне»… Со счастьем проще. А как насчет несчастья?
На проспекте Строителей мы долго не задерживаемся — практически сразу же сворачиваем в сторону детского садика-лаборатории, где уже были прошлой осенью. Входим с заднего крыльца, бродим по первому этажу, поднимаемся на второй. Народ интересуется комнатой с образцами радиоактивной растительности, но Юра то ли не знает, как пройти к ней из этого крыла, то ли просто не хочет нас туда вести «во избежание». В одной из комнат я случайно натыкаюсь на крышку от системного блока компьютера. Я знаю, конечно, что эта лаборатория была создана и функционировала уже сильно после аварии, но факт присутствия компьютера типа i386 в Припяти как-то совершенно не укладывается в голове. Я одурело выдыхаю: «Ого, системник был!», и ребята подтягиваются смотреть на эту крышку как на какое-то инородное чудо.
Снизу прибегают две задержавшиеся на улице девушки из нашей группы и взволнованно сообщают, что с той стороны от садика стоят «те же мужики, которые были на заводе, и еще один с собакой». Юра быстро спускается посмотреть, в чем дело, но вокруг не удается обнаружить ни души. Впрочем, вернувшись на проспект и напрявляясь в сторону речки, мы увидели далеко впереди идущего нам навстречу велосипедиста. Юра присмотрелся и решил, что это, наверное, дед Савва, самосел из Новошепеличей, возвращается, нагруженный продуктами, даже попытался помахать ему. Но велосипедист желания общаться не проявил и в ответ на этот приветственный жест резко свернул с дороги во дворы. Потом мы его все-таки почти догнали, потому что продираться сквозь кусты с велосипедом не очень-то сподручно, и далеко он уйти не успел. Оказалось, что это никакой не дед Савва, а совершенно посторонний тип в камуфляже и с удочками на багажнике. Шел он со стороны речки — и вправду, наверное, рыбачил. Позже Влад предположил, что, скорее всего, это был работник Зоны, который таким образом коротает рабочее время: все одно «рiдна держава» зарплату не платит. В общем, в этот весенний субботний день народу в Припяти было — не протолкнуться
Проспект Строителей вывел нас к реке, точнее, к ее «рукаву», Припятскому старику, где располагалась лодочная станция. Мы побродили среди мятых и поломанных моторных лодок, оценив их впечатляющее количество, обследовали будочки для их хранения, спустились к воде.
Дальше мы двинулись в обратную сторону по краю 5-ого микрорайона (на 16 часов была запланирована встреча с группой новичков у ДК). Я уже неплохо ориентируюсь в Припяти, но как называется эта улица, проходящая параллельно Героев Сталинграда между Строителей и Набережной, не знаю. Все-таки это должна была быть улица, а не просто проселочная тропа по краю города — асфальтовое покрытие, фонари… Справа от нас за ограждением из колючей проволоки тянулся 5-ый микрорайон, а слева — частные деревянные домики сельского типа в густых зарослях. За зарослями просматривалась какая-то непонятная пустота, и я сбегала посмотреть, что там за домами. Оказалось — большой пустырь, смахивающий на бывшие колхозные поля. Если я ничего не путаю, это должно быть то место, где была роща старых дубов, во время войны вырубленная и вывезенная немцами.
Пройдя так около километра, мы свернули на Набережную улицу, где, немного не доходя стадиона, я наконец-то увидела своими глазами удивительную елку, которую любит показывать Макс — там целый ряд декоративных голубых елей, и крайняя из них, ближайшая к парку аттракционов, выглядит совершенно необычно: сверху она голубая, как и все остальные, а нижние ветки у нее как у простых зеленых елок. И даже «фактура» у нижних лап другая — плоские густые веточки, более мелкие иголки. Все молчат, но на лицах явственно читается невысказанное: «Это все от радиации». Но я не думаю, что именно радиация так повлияла на елку: генетическим уродством это быть не может, поскольку ее посадили здесь до аварии, а в остальном даже довольно высокие по человеческим меркам дозы облучения для растений всего лишь «терапевтические», и влияют на них только положительно, ускоряя рост и развитие. Но с чего елка решила вдруг позеленеть, все равно непонятно — то ли проявился какой-то врожденный генетический «брак», то ли так сказалось отсутствие ухода. Интересно, как бы с этим боролись, если бы приличная с виду елка начала вдруг так некрасиво себя вести в живом городе?
Через парк аттракционов мы идем на площадь перед ДК. Необходимым и достаточным, таким родным, будто выдернутым из детства, набором аттракционов я уже повосхищалась в прошлый раз. Пользуясь тем, что основной состав группы ушел далеко вперед, и некому было на меня прикрикнуть, я минутку посидела на своей любимой «Ромашке». В детстве это был мой самый любимый аттракцион. При посадке я специально забиралась на самые дальние сиденья, куда не дотягивался помост, билетерше обычно было лень идти туда, и она не проверяла у меня билет, не отрывала полоску с заветным словом «контроль». Так, если повезет, по одному билетику можно было прокатиться несколько раз… Теперь, к сожалению, покататься на «Ромашке» уже не удастся, хотя вовсе не потому, что у меня нет билета…
Обойдя ДК сзади, выходим на площадь, где нас уже ждут остальные участники поездки. Макс собирает «новичков» и уводит их смотреть ДК, а Планка и Влад сбивают в кучу «повторников», чтобы по очереди задать каждому из нас «основной вопрос» (не совсем, конечно, «what is the matrix?», но близко — «зачем вы приезжаете в Припять?») и запечатлеть наши мучительные поиски ответа для будущего фильма о Припяти.
Пока новички обследуют ДК, у нас выкраивается свободное время, и Влад предлагает интересующимся заглянуть в промтоварный магазин «Радуга» на углу. Вход наглухо замурован решеткой, но оказывается, что внутрь можно попасть с заднего хода. Увидев, что несколько человек решительно направились куда-то по ул. Курчатова, бдительный Саша вопит в мегафон: «Эй, молодые и радиоактивные, а куда это вы пошли?» (это у Влада такая футболка с изображением Нюкли спереди и надписью «young & radioactive» на спине, над чем Саша не упускает возможности поиздеваться 
. Влад досадливо отмахивается: «Сейчас вернемся».
Перед входом в магазин Влад предупреждает: «Только вы там не очень-то дышите, там вся пыль старая». И действительно — на полу хлопья пыли, перемешанной с тополиным пухом и занесенные с улицы сухие кленовые листья. Магазин заставлен снесенной сюда из квартир мебелью — ДСПшные стенки, шкафы, письменные столы, тумбочки. В другом зале — бытовая техника: электроплиты, стиральные машины. Влад ведет нас в подсобку, показывает контрабас, с сожалением замечает, что еще осенью он был целый, и вот ведь надо же кому-то было его разломать.
Стеклянные витрины, выходящие на пр. Ленина, разрисованы первомайскими сюжетами — цветы, солнце, воздушные шары. Нарисовано старательно так, аккуратно, краски частично смыла стекающая вода, они выцвели, но все равно оттенки кажутся какими-то слишком знакомыми… Дальше мой взгляд натыкается на оставленную тут же, в витрине, коробку с гуашевыми красками. Господи-боже, та самая «гуашь плакатная» в целлулоидных баночках с ее характерными, приевшимися в детстве оттенками, вот они на рисунке — «зелень травяная», «стронциановый желтый», «охра светлая», «ультрамариновый», «алый»… Класса, наверное, со второго-третьего мне ужасно хотелось хоть разок порисовать «настоящей», художественной гуашью, но поскольку она была в дефиците, а моим художественным наклонностям родители никогда значения не придавали, приходилось довольствоваться именно такой — плакатной, которая продавалась в каждом отделе канцтоваров. Рядом с коробкой красок стояла даже банка для воды и лежала кисточка. Видимо, за последние 20 лет никого не привлек этот кусочек остановившего времени в десятке метров от главной площади города. А я отчетливо представила, как кто-нибудь из сотрудников магазина, художник-любитель, в субботу вечером 26-ого апреля 1986-ого года после рабочего дня старательно выводил эти лучики и тычинки, думал, что сегодня он все закончить не успеет, а завтра выходной… Ну, до майских праздников еще куча времени, в понедельник он вернется и обязательно дорисует. И даже краски не стал убирать, только баночки закрыл, чтобы не высохли… А дальше… а дальше уже неинтересно. Вся трагедия Припяти отразилась в этих незначительных на первый взгляд деталях — недостроенных домах, недорисованных первомайских поздравлениях…
Мы возвращаемся на площадь, грузимся в автобус и едем туда, где мы сегодня уже были — на ул. Леси Украинки, в самый дальний конец, к последней шестнадцатиэтажке. Ну, как же — быть в Припяти и не отснять сверху панораму? Вид города с крыши «дома с гербом» стал уже чуть ли не визитной карточкой Припяти, поэтому на этот раз высотка выбрана совершенно нетипичная, такая, с которой практически весь город будет виден в одном направлении. Дом этот, кстати, построен не по тому же проекту, что многоэтажки с гербами и высотки на пр. Строителей, на которые мы забирались в прошлый раз. Да и вообще на этой улице встречаются не характерные для Припяти дома, в других районах таких нет.
Поднимаемся по лестнице, самые шустрые успевают забежать в квартиры. Здесь, как и везде, разор, но мебели сохранилось побольше. Видимо, это занятие на большого любителя — вытаскивать мебель с верхних этажей многоэтажного дома в дальнем районе города… На чердаке случайно замечаю банку паркетного лака со знакомой выцветшей черно-желто-красной этикеткой и бутылку из-под растворителя. Для меня 86-ой год связан с переездом в новую квартиру и последующим длительным ремонтом, так что этот лак живо напоминает мне такую же «красильню», которую мы с папой устроили у себя на чердаке.
С крыши отлично видны и корпуса завода, где мы недавно были, и дома с гербами, и новостройки на Строителей, и ЧАЭС, да и вообще весь город как на ладони, и до Новошепеличей рукой подать. Меня несет влезть еще повыше — на чердачную пристройку, откуда можно сделать хорошую круговую панораму. Увидев это, Планка жалуется по рации ожидающем внизу Юре, что «тут некоторые товарищи без радиометров залезли на то место, где 6 «милликов». На крыше-то покрытие меняли, а на этой пристройке — что выпало, то и осталось. Ну, меня, лично, это нисколько не удивляет, я уже говорила, что есть у меня такая особенность — неосознанно лезть в самые грязные места. Но, тем не менее, на этот раз все обошлось спокойно, и дозконтроль прошел без приключений.
Нафотографировавшись досыта на фоне ЧАЭС с «саркофагом» и эффектно накладывающихся на нее высоток с гербами, спускаемся, садимся в автобус и быстро уезжаем из города — как всегда, в группе есть несколько человек, у которых билеты на московский поезд в 21-17, из-за чего конце поездки возникает спешка.
На этот раз я даже почти не испытываю сожаления — почти уверена, что вернусь. Вернуться в 86-ой год «за полчаса до весны» и исправить все, к сожалению, не выйдет, хоть и навевает такие фантастические мысли эта ранняя весна. А вот сохранить то, что есть сейчас, не дать разрушить, растащить, успокоиться и забыть — очень бы хотелось. Чтобы Припять могла еще не раз встретить и проводить свои печальные и радостные даты, как в песне — «любимый город может спать спокойно, и видеть сны, и зеленеть среди весны». А люди — «чтобы помнили» (с).
